Осмысление непостижимого vs. рациональное постижение

Для мифологического сознания нет парадоксов, поскольку способность строить силлогизмы есть свойство сознания рационального. Если кого-то не устраивает приведённый ранее пример с современными мифологемами («настоящего мужика» и «лоха»), я приведу пример иной.

Представьте, что вы спите и вам снится сон. Вы видите во сне человека, которого опознаёте как своего знакомого. Однако в следующую секунду этот знакомый превращается в совершенно незнакомое лицо, а порой даже и меняет пол. Иногда он видится вам одновременно и как знакомый, и как незнакомый и может при этом периодически обнаруживать более или менее отчётливо тот или иной аспект своей многоликости, но во сне вы совершенно не смущаетесь этим обстоятельством, потому что заняты совсем другими вещами.

У. Эко в романе «Имя розы» приводит яркий пример подобного сновидения: «Во главе этой ватаги возвышался Сидящий на престоле, и это был Пресвятый наш Господь, но в то же самое время и Адам…» Герой романа не задаётся вопросом о том, как один и тот же персонаж может представать во сне одновременно и тем, и другим, и даже не пытается философствовать на эту тему, а уверенно пускается в описание одежды «Сидящего» ¹.

Это нормальный подход ко всему мифологическому вообще. Аналогичным путём в христианстве укоренён образ единого в трёх лицах бога. Это совершенно непостижимо, но христиане прекрасно справляются с осмыслением этого образа² на протяжении многих и многих веков и даже пытаются запечатлевать его в красках. Иногда — хотите верьте, хотите нет — такие попытки приводят к созданию настоящих шедевров. Такова, к примеру, «Троица» Андрея Рублёва, но эта икона настолько общеизвестна, что я хочу дополнительно проиллюстрировать свою мысль фресками Феофана Грека и Мазаччо, а также картиной «Святая Троица» Эль Греко.

Андрей Рублёв. Троица. Государственная Третьяковская галерея. Москва	Феофан Грек. Троица Ветхозаветная. Фреска церкви Спаса Преображения. Новгород

Мазаччо. Троица. Фреска церкви Санта-Мария Новелло. Флоренция		Эль Греко. Святая Троица. Музей Прадо. Мадрид

Непостижимую для рационального сознания триединую сущность нередко символизируют трилистник или изображение трёх сплетённых фигур (к примеру, колец или рыб).

Трилистники и пентакль (совокупный символ Троицы и ещё одного парадокса христианской мифологии — двойственной природы Христа). Витраж собора св. Витта. Прага3.

Ещё пример (тоже из христианства) — образ божественного младенца, которым вдохновлялись художники различных эпох. Иисус, ещё не принявший распятия, но мистическим образом, по факту своей одновременно и будущей и уже состоявшейся жертвы, искупивший грехи мира, был предметом медитативной работы многих живописцев, поэтов, подвижников. Ближайший и самый знаменитый на сегодняшний день пример такого подвижника являет собою Тереза из Лизьё, известная в католическом мире как святая Тереза Младенца Иисуса и Святого Лика.

Витраж собора Богоматери. Шартр.

Всё это невозможно представить рациональным образом и невозможно объяснить, точно так же, как невозможно и корректно описать⁴. Это нужно просто принимать как данность: в мифологическом мире непринуждённо существует то, что мы склонны называть парадоксами, — и понимать, что сознанию верующего чужды рациональные объяснения, оно тяготеет к чудесному, невозможному, неописуемому (оттого-то вера и называется верой).

Таким образом, мы можем строить любые гипотезы, рационально совмещающие в одном лице Тора Высшего и Тора-аса, мы можем даже выбрать ту, которая окажется для нас наиболее привлекательной, но полагать, будто люди, для которых Тор был неотъемлемой частью мира, рассуждали аналогичным образом, — неправильно.

В то же время не стоит представлять себе древних этаким удивительным быдлом, которое не в состоянии задаться вопросом о причинах и следствиях. Напротив, эти люди были наделены завидными воображением и смекалкой, и критическое мышление у них было развито не хуже, чем у нас. Прекрасной иллюстрацией этому тезису служит «Сага об Эйрике Рыжем», в которой приведён такой эпизод гренландской зимовки:

Зима была суровая, а они [группа разведчиков] ничего не запасли летом. С едой стало плохо, а рыбная ловля и охота не удавались. Они перебрались на остров в надежде, что там будет лучше с промыслом или прибьёт что-нибудь к берегу. Но и там было плохо с едой, хотя корма для скота хватало. Тогда они стали просить у Бога, чтобы он послал им какой-нибудь еды. Но молитва их не была услышана так скоро, как им бы хотелось.

Между тем исчез Торхалль Охотник, и люди пошли его искать. Его искали целых три дня. На четвёртый день Карлсефни и Бьярни нашли Торхалля на вершине какой-то скалы. Он лежал и смотрел в небо, вытаращив глаза, разинув рот и раздув ноздри. Он царапал и щипал себя и бормотал что-то. Его спросили, зачем он туда забрался, но он ответил, что это не их дело, попросил их не удивляться и сказал, что он не младенец, чтобы нуждаться в их присмотре. Они стали уговаривать его вернуться с ними домой, и он так и сделал.

Немного погодя к берегу прибило кита, и люди сбежались и стали разделывать его, но никто не знал, что это за кит. Карлсефни хорошо разбирался в китах, но и он не знал, что это за кит. Повара наварили китового мяса, но все, кто его ел, заболели.

Тут подошёл Торхалль Охотник и сказал:

— Ну что, разве рыжебородый не оказался сильнее вашего Христа? Это я получил за стихи, которые сочинил о моём покровителе Торе. Он всегда мне помогает.

Можно, разумеется, упрекнуть Торхалля в том, что он не обратил внимание на качество китового мяса, но тут важнее другое: у Торхалля вполне достало ума сравнить «результативность» христианских молитв и собственного обращения к Тору. То есть критическое мышление древним было не просто присуще, оно распространялось также и на сферу сакрального; более того, научный метод познания был известен им настолько хорошо, что они опытным путём определяли, если можно так выразиться, истинность вероучения. Парадоксы, одним словом, парадоксами, рационально постигать их — только мозги ломать, но вот верифицировать их подлинность не помешает. Бывают, знаете ли, ложные парадоксы и истинные, так-то⁵.

Поэтому на парадоксах, с которыми, нам, возможно, придётся иметь дело в дальнейшем, мы заострять внимание не станем, а станем расценивать и осмысливать их как априори непознаваемую совместность несовместимого.

---

¹ У. Эко. Имя розы. М.: Книжная палата. — 1989. С. 366.

² Не стоит путать попытку осмысления непостижимого и попытку рационального постижения. Примером осмысления непостижимого в христианстве может служить творчество испанского поэта-мистика II пол. XVI в. Хуана де ла Крус. Примеры попыток рационального постижения в достаточном количестве приведены в комментариях к предыдущим постингам. Различия, по-моему, в дополнительных указаниях не нуждаются.

³ Стащено у (исходник).

⁴ Возможно, психологи имеют корректное объяснение и происхождению мифов, и их восприятию, но мы сейчас говорим о том, как обращаются с мифами исповедующие их люди, а не психологи.

⁵ Вопрос о том, чьё вероучение было «истинней в действительности» меня не интересует, а интересует меня мифология древних скандинавов и всё, что с нею связано. Так что вопросом об истинности я, в отличие от Торхалля, задаваться не намерена.