«Дзипанг»: кино, которое не сняли

Утырено из Википедии
Аниме я раньше если и смотрела, то только один раз, и то не знаю точно, было ли это аниме. В советских ещё кинотеатрах, в восьмидесятых годах, показывали японский, кажется, мультик «Русалочка» — вот его-то я и имею в виду, когда говорю, что, возможно, смотрела. Как бы то ни было, в самом по себе аниме я никогда не видела (да и сейчас не вижу) ничего интересного и «Дзипанг» стала смотреть совсем не потому, что это аниме, а потому, что это про II мировую войну на Тихом океане, а точнее, про её альтернативную историю. Я люблю про войну на море и про альтернативную историю даже по отдельности, а в этом году, помимо всего прочего, открыла для себя очень интересную тему конкретно японско-американской войны, и когда это всё оказалось вместе, мне, в общем-то, было без разницы, аниме оно или нет. В конечном счёте, подумала я, вспоминая, как однажды Штирлиц заменил мне все бибисишные попытки спеть про Мидуэй, я ничего не потеряю, если вместо какой-нибудь некро-БДСМ-фальшивки посмотрю честный фикшен. В честном фикшене, по крайней мере, никто не будет пытаться выдать вымысел за правду.

Вот так я подумала — и не прогадала. Мультик с никакой практически графикой (если не считать техники, которая, впрочем, маячит на экране каждую секунду), с устрашающим количеством соплей едва ли не в каждом кадре оказался много, много интересней, увлекательней и полезней всякого псевдодокументального говна.

Вкратце. Супернавороченный японский эсминец «Мирай», отправившись на совместные с американцами учения, попал в погодную аномалию и по результатам неведомой ёбаной хуйни перенёсся в 1942 год, в канун сражения при Мидуэе и приблизительно в тот же район. Приключения, которые начались вслед за тем, наглядно и очень убедительно показали разницу между неведомой ёбаной хуйнёй и полным пиздецом, а также весьма толково объяснили, которое из этих двух зол предпочтительней. Никакого секса в кадре, хорошая, плотная динамика (за исключением последних трёх с половиной серий), пальба из всех стволов, суша и море, отличная рисовка военной техники и оружия, вплоть до особенностей взлёта с палубы авианосца, общее внимание к историческим деталям; герои — молодые талантливые долбоёбы с мужественными лицами и трепетными душами; конфликт позиций и приоритетов в наличии, юмор, когда он есть, доставляет, злодеев почти нет, все по-своему хорошие, и присутствует даже некоторый намёк на нежный амур, благо и тётка-врач имеется, и гейши разок мелькают. Это всё достоинства, включая даже долбоёбов, потому что оно там всё играет, всё работает как тягловая сила и всё по делу.

Из недостатков: полная алогичность и шизофреническая сентиментальность характеров военных моряков — наших современников, а также периодическое отсутствие логики в поведении коренных жителей 1942 года (первое готова списать на жанровые особенности аниме, о чём ниже, а последнее — на перевод, который традиционно жжот). Но это всё мелочи. Самый прискорбный факт заключается в том, что сериал остался незавершённым и, таким образом, финала у него нет. Создатели явно нацеливались как минимум на два (хотя мне кажется, что логичней было бы даже на три) сезона, но завершить смогли только один (и было это в 2004 году, то есть ждать сегодня продолжения, по-моему, бессмысленно. Впрочем, я буду рада ошибиться, и если у вас есть информация о том, что продолжение всё-таки снимается, метните её, пожалуйста, в комменты).

Теперь, чтоб не портить удовольствие тем, кто не любит забегать вперёд, я дам разнообразные ссылки, где сериал можно скачать или посмотреть, а потом перейду к аччоту, который будет содержать некоторое количество спойлеров.

Примечания к переводу: озвучено только семнадцать серий, остальные девять снабжены субтитрами. Озвученные серии в формате .mkv можно скачать вот отсюда (проверено, можно). Полную версию с русскими субтитрами заливаем, вроде бы, отсюда (не знаю, что там на самом деле, не скачивала). Дальше даю ссылки на онлайн (к сожалению, рутьюб, но Video DownloadHelper, как буквально только что показала практика, — отличный аддон, так что юзайте мозиллу — и всё у вас будет). В принципе, по тэгу «zipang» все серии можно найти самостоятельно, только там они разбросаны как попало, и это неудобно, а здесь я их мало-мальски систематизировала. В первой строке все серии с озвучкой, во второй уже с субтитрами:

[ 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 ]

[ 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 ]

Если где-то ошиблась в ссылках, сообщите, пожалуйста, в комменты.

Переходим к буквам со спойлерами.

Я не знаю, что такое аниме в культурном смысле и с какими, соответственно, мерками к нему надо подходить. Поэтому я исхожу из очевидных вещей: во-первых, это коммерческий продукт, во-вторых, это многосерийное шоу, то есть изрядно растянутая во времени развлекательная программа. Сумма очевидных предпосылок приводит к выводу о том, что каждая серия должна держать зрителя в напряжении от начала до конца (во-первых), сюжет должен содержать огромное количество возможностей — как скрытых, так и явных — к развитию и разветвлению (во-вторых) и из всех имеющихся упомянутых возможностей должны быть реализованы наиболее продуктивные в динамическом отношении (в-третьих).

У меня есть ответ на вопрос о том, почему сериал перестал финансироваться (а никаких других причин завершать неоконченное, за исключением отсутствия финансирования, у тех, кто работает за деньги, не бывает). Создатели фильма отлично справились с первой задачей, однако совершенно провалили вторую и третью. Они: а) не увидели и половины возможностей, которые открывала им созданная ситуация и б) из всех увиденных выбрали наименее продуктивные.

Начнём с главного — со смысла. Основной конфликт «Дзипанга» — это столкновение пацифистской морали, усвоенной японцами XXI столетия, с реальностью II мировой войны, в которую загнала наших японцев неведомая ёбаная хуйня. Отличнейший конфликт, я даже спорить с этим не буду. Я не скажу, что готова поверить, будто в нынешних японских моряков пацифизм вдалбливается с младенчества и что из вузов они выходят прямо с превентивным комплексом вины по поводу чьего-нибудь возможного убийства, но вполне допускаю, что некоторый гротеск — это жанровая особенность аниме и что в рамках этой особенности позволительно утрировать хоть до полного абсурда (в то, что японцы после II мировой войны стали несколько больше бояться насилия, чем раньше, я охотно поверю и без лишних доказательств).

Итак, конфликт — столкновение морали с реальностью. Каким образом этот конфликт может развиваться?

Вариант 1. Мораль начинает трансформироваться или корректироваться под действием реальности. Это наиболее закономерный итог подобных столкновений, и здесь возможны два исхода:

1.1. В мораль вводятся граничные условия, которых не было раньше;

1.2. Мораль признаётся полностью нежизнеспособной и выкидывается в помойку.

Вариант 2. Реальность начинает трансформироваться под действием морали. Собственно, на этот вариант и рассчитывает всякий, кто рискует щеголять своей моралью перед реальностью. Именно на него рассчитывали фанатики, ведшие Японию к гибели, именно на него же рассчитывала и миролюбивая команда «Мирая». И тут возможен только один исход — физическая гибель или как минимум полный разгром одной из сторон конфликта (а точнее, той стороны, которая более уязвима).

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какой из перечисленных вариантов окажется наиболее продуктивным в предложенном контексте, верно? Верно, это первый вариант. О том, какими разнообразными путями может двигаться сюжет в соответствии с этим вариантом, можно говорить бесконечно, однако речь покамест о «Дзипанге» как он есть.

В «Дзипанге» как он есть создатели решили, что высокая мораль, которую исповедуют члены экипажа «Мирая», высока настолько, что никакой трансформации и коррекции подлежать не может. Тем самым они прямо подвели своих героев ко второму варианту, после которого не может быть уже вообще ничего (ибо, к сожалению, о крошечном эсминце с ограниченным запасом топлива, еды, воды, а главное, людей и снарядов совершенно невозможно сказать, что он представляет собой угрозу целому государству. Да будь этот эсминец хоть из двести двадцать первого века, вапщета). И это был первый существенный минус коммерческого проекта, коль скоро он не смог уложиться в один сезон. Предсказуемость далеко не счастливой и к тому же весьма бездарной развязки отбивает интерес у многих, а пуще всего — у спонсоров.

Однако этот минус был не главный, поверьте. Даже с такой изначальной ошибкой у «Дзипанга» был шанс стать полноценным завершённым фильмом и до самого конца заставлять зрителя сидеть у телевизора с надеждой на чудо, пусть даже и в перьях. Фатальные проблемы начались, когда на конфликт миротворческой морали с реальностью наложился конфликт всё той же миротворческой морали с естественным чувством привязанности к родине.

Ибо что сделала команда «Мирая»? Команде «Мирая» было мало загнать себя в клинч посредством твёрдого решения придерживаться пацифистских принципов в самом сердце насквозь милитаристского мира. Вдобавок к этому гуманитарному несчастью головного мозга она собственными руками засунула себя в ситуацию прямого сотрудничества с японским императорским флотом, поскольку перешагнуть через иллюзию родины ей оказалось не по силам. Таким образом, она угодила прямиком в этическую вилку, единственный полностью этичный выход из которой — убить себя апстену. Именно это и демонстрирует нам в последнем эпизоде капитан, и вот уже после этого говорить становится не о чем совершенно. Блестящий замах на рубль оказывается ударом на копейку — как это, в сущности, по-японски…

Почему так получилось? А точнее, почему команде оказалось не по силам перешагнуть через иллюзию родины? Вышло так потому же, почему японцы середины XX столетия проиграли свою войну — создателей сериала осенила эпическая мысль разделить действие на два фронта. Спасённый «Мираем» Кусака оказывается одержим идеей добычи маньчжурской нефти, о которой в 1942 году ещё никому ничего не было известно (а Кусаке стало известно из книг, которые он нашёл в библиотеке «Мирая»). Не наткнись он на эту нефть, его воображаемый Дзипанг далёкого будущего оказался бы напрямую связан с возможностями одного лишь «Мирая», и интрига локализовалась бы вокруг эсминца. Что бы это дало?

Для начала, предположение о том, что Япония, в которую попал «Мирай», расположена не в прошлом, а в альтернативной реальности, и, таким образом, никак не связана с пришельцами, могла бы получить хорошее развитие, поскольку единственный человек, имевший веские доказательства этому предположению, остался бы с экипажем и смог бы не только перешагнуть через вышеупомянутую иллюзию родины, но и помочь в этом команде (у него вполне хватило бы и воли, и дара убеждения).

Как следствие, команде «Мирая» пришлось бы согласиться с тем, что у данного мира 1942 года пока ещё нет будущего. Это просто логично: раз «Мирай» прибыл не из будущего, а из альтернативной вселенной, теория хроноворота отклоняется и, значит, о фатальном вмешательстве в историю можно больше не беспокоиться (истории, в которую уже непозволительно вмешиваться, ещё не существует). После этого открываются примерно вот такие перспективы:

Вариант 1. Принять как рабочую гипотезу, что возможность возвращения не зависит от воли «Мирая», и вступить в предложенный мир 1942 года на правах полноценных граждан. В первую очередь начать активно строить ещё не существующее будущее:

1.1. Или вести миротворческую борьбу со всеми за мир во всём мире, пытаясь насадить собственную этику (можно даже попробовать провозгласить государство Дзипанг в пределах одного эсминца и на этом сыграть в своё королевство);

1.2. Или нормально примкнуть к японскому императорскому флоту и вступить в полноценную войну с США, подразумевая минимизацию потерь с обеих сторон (ибо, в конечном счёте, чем раньше война закончится, тем меньше будет жертв).

Вариант 2. Принять как рабочую гипотезу, что возможность возвращения напрямую зависит от воли «Мирая», и начать поиск выхода в свой мир. Тут приключений может оказаться море, и я даже пытаться перечислять их не буду.

Вот это всё было возможно ещё, повторяю, в самой середине фильма. Кроме того, ещё в той же середине были возможны и разные другие замечательные вещи, начиная с вышеупомянутого гуманитарно-этического квеста коррекции морали и заканчивая да хотя бы темпорально-логическим квестом на базе синтеза «Дня Сурка» и «Матрицы», к примеру. Но жадность губит не только Кусак, она и для их создателей равно губительна. Учила же история японцев: не замахивайтесь на Китай, хуже будет. Нет, замахнулись — пусть и руками персонажа, но что эта хитрость меняет?

В результате фильм оказался по-своему прекрасен, потому что вопиюще будоражит воображение. Мысли о том, как оно могло бы быть, не позарься хотя бы Кусака на Манчжурию, сменяют одна другую в совершенно неприличном количестве. И впервые, пожалуй, я начинаю понимать фикрайтеров: у меня нереально чешутся руки, причём даже не писать фанфик (писать об этом совершенно неинтересно), а рисовать. Одно хорошо — рисовать я умею только сферические в вакууме загогулины, не имеющие никакого отношения к реально существующим объектам.

ЗЫ. Кстати, о пресловутой морали. Мораль у членов экипажа «Мирая» очень странная и крайне избирательная. Гибель отдельных американцев команда эсминца расценивает как трагедию и старается предотвратить двадцать четыре часа в сутки, причём активно подставляя как себя, так и других японцев. Например, американский десант, высаженный на Гвадалканале, они очень хотят спасти от бомбардировки, а вот оставшихся там же японцев, судя по всему, хотят спасти от рук американского десанта только на ту меньшую половину, которая сама смогла о себе позаботиться. Американский авианосец им жалко, однако членов экипажа, ставших жертвами тарана, жалко только их непосредственным товарищам. Масаюки, вот, отчаянно скорбит при мысли о том, что собственными руками засадил «Томагавк» в авианосец (потенциально опасный для очень большого количества народу), но у него странным образом ничего не ёкает в сторону погибших с «Мирая» (которые объективно никакой угрозы ни для кого не представляли, потому что, как и вся команда, разделяли идеи пацифизма). Удивительная мораль, по-моему, и совершенно необъяснимая. У меня, во всяком случае, рациональных обоснований не имеется.

ЗЗЫ. Появилась мысль переозвучить фильм по принципу гоблинского «ВК» (заодно сделать так, чтобы он приобрёл нормальный финал). Вот только не знаю, будет ли мне это интересно уже через неделю.

Читать дальше...

Свернуть

«Одиссея самурая»

Тамеичи Хара
В общем, я чуть ли единым махом скурила сабж, который обильно цитировала в прошлом постинге. (Напоминаю: Тамеичи Хара, «Одиссея самурая», корректора на рею вместе с редактором.) Потому что, во-первых, это дико увлекательное чтиво, несмотря на то, что пражелезки, во-вторых, в отличие от «Божественного ветра», это таки мемуарная литература (и аналитическая к тому же), а в-третьих, автор, как и положено хорошему моряку, всю дорогу руководствуется правилом номер один — пиши о том, что видишь, а о том, что не видишь, не пиши.

В результате книга получилась, безусловно, выражением личной авторской точки зрения, а значит, настолько беспристрастной и объективной, насколько это вообще возможно. И это вам, повторяю, не Рикихей с Тадаси, которые всю дорогу жевали сопли на тему «чрезвычайных обстоятельств». Вот что пишет Хара в первой же главе «Одиссеи…»:

Прохождение службы японскими морскими офицерами двадцатых годов подчинялось нескольким неукоснительным правилам. На штабную работу направлялись офицеры, обнаружившие отличные знания в училище и в офицерских классах. Затем они продолжали образование в Штабном Колледже.

К этой группе принадлежали Ямамото и Ионаи. Офицеры с более скромными показателями в учебе направлялись на линейные корабли и крейсеры. Те, что были ближе к «середнячкам», обычно направлялись на эсминцы, а сами «середнячки» почему-то всегда шли на подводные лодки, пройдя после училища краткий курс специальной подготовки. Тех, что учились совсем плохо, либо убеждали добровольно идти в авиацию, либо распределяли по вспомогательным судам.

После этого становится совершенно не удивительно, что

Японский флот не имел достаточного количества самолетов, чтобы должным образом прикрыть морские десантные операции. А те немногочисленные самолеты, что были выделены для этой цели, комплектовались совершенно неопытными пилотами. Этим недостаточно обученным летчикам постоянно мерещились корабли, которых не существовало, они то и дело бомбили китов, приняв их за подводные лодки и даже сбивали свои же транспортные самолеты.

Ожидать чего-либо иного от двоечников было бы нелепо, не так ли? Но, с другой стороны, нелепо было бы и полагать, будто именно в двоечниках заключались «чрезвычайные обстоятельства», о которых так долго и туманно распространялись Рикихей и Тадаси. Двоечники были всего лишь следствием, а причиной, то есть собственно теми самыми «чрезвычайными обстоятельствами» служило вот что:

После войны адмирал Танака объяснил мне, что он отменил бомбардировку, полагая, что даже предупрежденный противник не окажет сильного сопротивления. Кроме того, добавил Танака, с первого дня войны он имел строжайший секретный приказ экономить боеприпасы всеми возможными способами.

[…]

Через четыре дня после моего возвращения в Куре штаб Объединенного флота прислал приказ о новых назначениях для офицеров и многих членов экипажа моего эсминца. Практически все мои офицеры и половина старшин и матросов переводилась на другие корабли. Ко мне же направлялись новые офицеры и новобранцы-матросы. Видя, как наиболее опытные и обстрелянные офицеры и матросы покидают эсминец, я никак не мог взять в толк, чем руководствуется штаб флота, разбивая сплавленные, прошедшие бои экипажи. Другие командиры удивлялись этому обстоятельству не меньше меня.

[…]

Всю следующую неделю я демонстрировал повреждения своего эсминца многочисленным визитерам из штаба Объединенного флота и с других кораблей, стоявших в лагуне. Все удивлялись, почему «Амацукадзе» не затонул.

Многие поздравляли меня, но никто не поинтересовался, как нам это удалось и как избежать подобной судьбы. Было странно и даже страшно, что эти офицеры, составляющие планы и формирующие стратегию Объединенного флота, совершенно не интересовались информацией, полученной на крови недавнего боевого опыта.

[…]

— А, — вздохнул Тояма. — Мы уже не боевая эскадра. Работаем в режиме быстроходных транспортов. Проклятые янки дали нам прозвище «Токийский экспресс». Возим грузы и солдат на этот проклятый остров с приказом всеми возможностями избегать боя. Палубы забиты ящиками и бочками, боекомплект уменьшен на половину. Груз привязан к пустым бочкам, мы подходим к острову и выбрасываем его за борт, в надежде что прибой подгонит его к берегу, и наши солдаты вытащат все на сушу. А сами быстро отходим. Глупость убийственная! Нужно сражаться за господство над этими водами, а не заниматься дикими импровизациями!

[…]

…Танака утопил один и серьезно повредил три тяжелых крейсера противника, потеряв только один эсминец. Но эта статистика мало интересовала командование. Главное заключалось в том, считали в штабе Объединенного флота, что Танака так и не доставил груз на Гуадалканал, столь необходимый сухопутным войскам.

Поэтому вскоре после этого боя адмирала Танака перевели в Сингапур, а затем — в Бирму. Этот перевод в глубокий тыловой район, безусловно, спас жизнь адмиралу, но лишил боевые соединения флота одного из наиболее способных командиров, нехватку которых мы уже остро чувствовали. Весь остаток войны Танака уже больше не командовал боевыми соединениями в море.

[…]

…[на встрече выпускников] был еще и капитан 2-го ранга Инпей Каноока, служивший офицером по связи с флотом при премьер-министре Тодзио. Я даже удивился, что при своей загруженности по службе он выбрал время для встречи с сокурсниками. Поскольку я сидел на банкете рядом с ним, то спросил:

— Наверное из-за событий на юге тебе служить сейчас при премьере совсем не сладко?

— Ты о чем? — не понял Каноока.

— Я думаю ты занят по горло, обеспечивая сейчас взаимодействие между генералом Тодзио, армией и флотом с учетом того положения, в которое мы попали на Гуадалканале?

Он засмеялся:

— Как ты ошибаешься, Хара! Совсем нет. Скорее даже наоборот. Скоро пять месяцев, как генерал Тодзио не задал мне ни единого вопроса, не запросил ни одной справки и не давал вообще никаких поручений. Создается впечатление, что премьера вообще не интересует операция на море. Единственной моей работой за последнее время была организация ночных попоек высших правительственных чиновников.

[…]

Почему-то в штабах упорно считали американцев дураками, и огромное количество горьких примеров не шло командованию впрок.

[…]

Еще со времен, боя в Яванском море в феврале 1942 года я убедился, что участие только в одном бою учит гораздо большему, чем участие в тысяче маневров. К сожалению, командующие адмиралы не разделяли моих взглядов. Они продолжали держать главные силы нашего флота в Рабауле или, что еще хуже, в водах метрополии, мотивируя свои действия необходимостью «сохранить корабли и подготовить личный состав». Результатом явилось то, что ни корабли, ни люди не оказались готовыми к боям, когда сама жизнь вынудила эти бои начать.

В правительстве и в штабе-то, оказывается, сидели феерические долбоёбы.

Когда так, то с Тадаси и Рикихей нельзя не согласиться: это были, бесспорно, чрезвычайные обстоятельства. Я, правда, ума не приложу, как им можно было противостоять при помощи симпу и уж тем более как ими можно было оправдывать насильственное зачисление в корпус специальных атак, но сами по себе обстоятельства были, конечно, чрезвычайны.

Впрочем, песня не столько об обстоятельствах, сколько о книге Тамеичи Хара. Ящитаю, что её надо рекомендовать всякому мыслящему человеку, без различия пола, возраста и интересов. Помимо сугубо военных подробностей, она насыщена подробностями бытовыми, рядовыми, а то и вовсе личными. Выглядит это порой наивно и трогательно (а временами даже не по-европейски дико), но чаще всего просто безумно увлекательно, даже когда трагично:

Рассыльный принес мне пачку писем.

Последнее письмо от жены было датировано 4 января. Она писала, что дети здоровы, все идет хорошо. Однако в конце письма была приписка, где как бы между прочим сообщалось, что когда жена с детьми ездила к родственникам в Токио, наш дом в Камакура обокрали, сломав замок.

Я расстроился. Моя жена была очень субтильной женщиной и просто терялась, сталкиваясь с подобными сторонами жизни. Чтобы успокоиться, мне пришлось выпить несколько чашек саке.

Но следующее письмо, присланное братом, еще более меня расстроило. Брат сообщил мне, что его старший сын, двадцатипятилетний Сигоеси Хасимото, офицер 4-й армейской дивизии, умер в декабре от туберкулеза. Это был мой любимый племянник и, закрыв глаза, я прошептал молитву за его душу.

Совершенно подавленный, я отложил еще невскрытые письма, выпил еще пару чашек саке и вышел на мостик. Стоял прекрасный солнечный день. Зеленый берег и сверкающее под тропическими лучами море, казалось, жадно манили к себе.

При моем появлении вахтенный офицер, смотрящий на берег жадными глазами, вытянулся и приложил руку к козырьку фуражки.

— Объявите, — приказал я, — что завтра всему экипажу разрешено увольнение на берег. Всех разделите на три группы, чтобы каждая могла побыть на берегу по три часа.

Глаза лейтенанта зажглись восторгом, и рассыльные немедленно побежали разносить эту новость по кораблю. Ни один из трехсот человек экипажа моего эсминца не был на берегу пятьдесят дней, а потому новость вызвала всеобщее ликование.

Я вернулся в свою каюту и вскрыл следующее письмо. Оно было отправлено из Куре, но имя отправителя мне не было известно. Письмо начиналось следующими словами:

«Меня зовут Хинагику. Я — одна из девушек-гейш, которые обслуживали банкет по случаю вашего ухода на войну».

Сначала я подумал, что далее последует объяснение в любви, и решил, что мне, уже взрослому человеку, обремененному женой и тремя детьми, совсем не пристало впадать даже в заочный почтовый роман с молоденькой гейшей. Но все оказалось гораздо проще и прозаичнее.

«Хозяйка ресторана, — писала девушка, — напомнила, что перед вашим внезапным уходом вы забыли оплатить счет. Мы будем счастливы, если вы оплатите счет, который прилагается».

Я чуть не умер от стыда. Надо же в мои годы быть таким безответственным! У меня появилось желание напиться до беспамятства, и я открыл новую бутылку саке.

Вот коллизия. Человеку едва за сорок. У него есть жена, две дочери и сын; у него братья, племянники и эсминец; он ещё ни разу не обстрелян, зато буквально на днях изящно потопил целую подводную лодку, за которой как только не гонялся. Он, человек, «революционизировавший всю торпедную доктрину флота», но не побывавший ещё ни в одном настоящем морском сражении, приходит после изнурительного похода на базу и впервые за много дней получает возможность нормально помыться. Ему приносят письма — огромная радость. Но его страна воюет, и поэтому в письмах говорится об очень невесёлых вещах: дома грабят, молодёжь болеет и умирает… Всё — этого совершенно достаточно, чтобы радости как не бывало и отдыха тоже. И он пьёт сакэ, потому что расслабиться всё-таки надо, иначе кранты. Он выходит на палубу подышать воздухом, осматривает окрестности, распоряжается насчёт увольнительной для личного состава. Он что делает, по сути? Он, по сути, задействует свой последний годный для отдыха резерв — поднимает самооценку, напоминает себе о собственном достоинстве. Больше у него ничего не осталось. Он говорит самому себе: «Вокруг, конечно, мрак и бред, и феерический идиотизм, но я, я-то хороший: я ответственный человек, капитан второго ранга, внимательный, корректный, один из лучших командиров эсминцев, как о том и говорили ещё перед войной. Да? Да: вот мой экипаж, и он ликует. Потому что я в курсе интересов самого распоследнего матроса и пекусь о том, чтобы эти интересы по возможности учитывались. Плевать на неприятности, плевать на козлов, я сильный, я командир, я забочусь о тех, кто мне подчинён и слабее. Ну, всё, слава Аматерасу, я нормальный, хороший человек, ниибаццо самурай, и я исполнен духа, чтобы встретиться с очередной парочкой неприятностей. Переживу, потому что мне нечего стыдиться». И он идёт к себе в каюту — ровно за тем, чтобы выяснить: таки нет, стыдиться есть чего.

И там вся книга вот такая, понимаете? Вот человек — со своими человеческими потребностями, с идеалом, с постоянным стремлением до этого идеала дотянуться, с рефлексией и так далее. И вот стечение обстоятельств — война, долбоёб на долбоёбе и всё из этого вытекающее. И вот этот путь ума и совести — это совершенно завораживающее чтение, и это то, что делает «Одиссею…» полноценной художественной литературой.

При всём том Тамеичи Хара не играет с моралью и не спекулирует этическими понятиями, он просто излагает факты. Он работает с большим массивом информации, и это позволяет ему аргументированно и внятно критиковать действия высшего командования, в частности Исороку Ямамото, этой священной коровы Японии. Он пишет о том, что адмиралы могли сделать и не сделали, о том, что они могли сделать и сделали, а так же о том, что они не могли сделать и поэтому не сделали, хотя сделать это было необходимо. Он пишет так же о действиях армейского командования, о действиях командиров отдельных кораблей, о поведении внутри экипажей; он анализирует возможности и ошибки — свои и чужие, он задаёт вопросы и ищет на них ответы в документах, в головах уцелевших офицеров, а более всего в собственной голове — и в результате мы получаем складную и вполне годную для анализа картину событий.

Он постоянно обращается к Сунь-Цзи и при каждом удобном случае не забывает добавить, что результат любой войны обеспечивается в первую очередь преобладанием ошибок побеждённого над ошибками победителя — и мы видим массу примеров справедливости этого утверждения.

Он чётко отделяет тактику от стратегии и настаивает на том, что тактические победы вне контекста побед стратегических стоят очень мало и оцениваться должны невысоко, хотя это и не умаляет достоинств исполнителей-тактиков.

При этом он постоянно выдаёт свою оценку — и мы можем на основании всё тех же фактов как соглашаться с этой оценкой, так и оспаривать её, но не можем не признать, что, поскольку сама эта оценка способна стать предметом полемики, постольку же мы имеем доказательство достаточности озвученных Хара данных. Так, например, сложно оспаривать его суждение о том, что адмирал Танака был одним из самых способных командиров Объединённого флота, поскольку мы знаем, как действовал адмирал Танака в самом начале войны, когда опрометчиво не начал бомбардировку побережья в месте высадки десанта, и чуть позже, когда, безошибочно действуя в невыгодной тактической обстановке, нанёс соединению американцев существенный урон, и видим поэтому его несомненный прогресс и высокий потенциал как флотоводца и как ответственного лица.

От динамики повествования захватывает дух, и это вполне соответствует лучшим традициям мемуарной военной литературы: когда о войне вспоминает человек, принимавший непосредственное участие в боевых операциях, книга оказывается, с одной стороны, полна действия, а с другой — избавлена от бремени самокопания и прочих соплей. За ребят с «Амацукадзэ», «Сигуре» и «Яхаги» переживаешь так, словно все они — твои родные братья или как минимум дорогие друзья. Мысль о том, что это американцы, а не японцы были нашими союзниками в той войне, промелькнув где-то на краю сознания, вызывает оторопь и гонится поганой метлой вон. Мне нечего делить с тем, кто шестьдесят лет назад на честном слове и ручном управлении собирался таранить противника собственным эсминцем, и уж тем более не в чем его винить.

Спасибо издательству «Облик» и переводчику И. Бунич за то, что успели выпустить на русском языке прекрасную книгу, которая сегодня, к сожалению, не имеет никаких шансов на переиздание. Так же очередное спасибо сайту «Военная литература».

Читать дальше...

Свернуть

Ещё чуть-чуть о «Ямато» с точки зрения матчасти

Очень жаль, но русскоязычного фандома «Ямато», похоже, нет. А зря. Тема роскошная, на самом деле, и наиграть на ней можно очень и очень много.

Вот, взять, например, историю любви Ушидо и гейши (которая, напоминаю, в то время, как «Ямато» отважно шёл на расстрел, собиралась в Хиросиму — тоже, фактически, на тот свет, только тогда это было неочевидно). Давайте вспомним их диалог во время последней встречи. К счастью, именно в этой сцене надмозг, если верить субтитрам, оказался тверёзым, так что интересующий нас эпизод можно просто посмотреть:

Наглядно, в целом. Для русского человека начала XXI века, скорее всего, так и вообще нормально. А что, собственно, такого? Он — моряк, она — гейша, они друг друга любят. Если б не Хиросима, прожили бы всю оставшуюся жизнь душа в душу (он-то выжил) и горя бы не знали. Вполне? Вполне.

А вот теперь оцените истинную силу связывающего их чувства и откройте для себя ещё одну грань личности Ушидо. Цитирую большой отрывок из книги «Одиссея самурая» авторства Хара Тамеичи. Хара Тамеичи, если кто не в курсе, был командиром крейсера «Яхаги», который сопровождал «Ямато» в его последнем походе и разделил его судьбу (сам Хара чудом уцелел).

Мне было уже 26 лет, и я занимал должность штурмана новейшего эскадренного миноносца. […]

Однажды вечером в одну из пятниц я и два других офицера решили провести время в уютном ресторанчике… на окраине Куре. Мы вызвали трех гейш, каждая стоила иену в час. […]

[…] Когда мы уходили, одна из гейш шепнула мне: «Лейтенант, приходите завтра вечером один и вызовите меня снова. Меня зовут Утамару. Пожалуйста, запомните». Эта миловидная гейша была самой молодой и хорошенькой из трех. Я взглянул в ее влажные глаза и кивнул.

Вечером следующего дня я пришел в этот ресторанчик один и вызвал Утамару. […]

[…] Через два дня я пришел туда снова, уже ощущая себя серьезно влюбленным. В течение двух недель я прокутил все свое месячное жалование.

Узнав об этом, Утамару встревожилась: «Ты не должен отчаиваться. Сними какую-нибудь скромную комнату в городе, куда бы я могла приходить, и тебе не придется тратить деньги».

Я последовал этому совету на следующий месяц, когда эсминец вернулся в Куре из обычного учебного плавания. Сняв комнату, я пришел снова в этот ресторан, вызвал Утамару и сообщил, что «береговая база» готова. Честно говоря, я очень сомневался, что она придет ко мне.

Однако, к моему великому удивлению и радости, Утамару появилась в снятой мною комнате уже на следующий вечер. Не было ничего чудеснее, чем остаться с ней наедине. Все остальное казалось совершенно ничего не значащим. В самом деле, я ведь даже не знал, какую огромную жертву принесла Утамару, чтобы прийти сегодня ко мне. Я полагал, что она просто отказалась ради меня от своего обычного вечернего заработка, и дал ей пять иен, чтобы не вводить ее в лишние долги. В действительности же хозяин заявил ей, что если она собирается обслуживать какого-то заказчика вне ресторана, то плата должна быть двойной, то есть две иены в час. Не желая говорить мне об этом, она доплачивала разницу из собственного кармана, и в результате наших свиданий ее долг хозяину рос как снежный ком.

Я ничего не знал об ее отчаянной ситуации, а вскоре начались неприятности и у меня самого. Каждый месяц я тратил свое жалованье до последней монетки, ни о чем особенно не беспокоясь. Я был молод, любил прекрасную девушку и пользовался всеми радостями, которые людям предоставляет молодость.

Как-то октябрьским вечером 1926 года я собрался сойти на берег, но рассыльный неожиданно доложил, что меня вызывает к себе командир эсминца. Когда я прибыл в его каюту, командир бросил на меня такой взгляд, что у меня по спине пробежали мурашки.

«Лейтенант Хара! — сказал он. — Присядьте. У меня к вам серьезный разговор».

Я сел, недоумевая, что за серьезный разговор он хочет со мной вести.

«Вы уже достаточно давно служите, — начал командир, — и, конечно, понимаете, что у нас, на эсминцах, в отличие от крупных кораблей, мы все живем одной семьей. Поэтому я, как командир, должен быть знаком и с вашими личными проблемами, чтобы вовремя дать нужный совет. Вы согласны с этим?»

«Конечно, командир», — отвечал я.

«Хорошо, — продолжал он. — Я не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. Вы молоды, не женаты и имеете право наслаждаться своей молодостью. Но вам не кажется, что вы зашли слишком далеко?»

«В чем?» — не понял я.

«В ваших отношениях с гейшей, — пояснил командир. — Я никогда не имел ничего против, если мои офицеры время от времени посещали гейш. И сейчас ничего не имею против. Но жить с гейшей — это уже слишком! Немедленно прекратить! Сколько вам сейчас лет?»

«16 числа будет двадцать шесть», — пробормотал я.

«Почему вы до сих пор не женаты? Вы ведь жених хоть куда! Тысячи самых респектабельных семей почли бы за честь иметь такого зятя, как вы!»

«Конечно, командир, — уныло ответил я. — Но мне кажется, что жизнь младшего офицера не очень приспособлена для брака. Я даже никогда об этом серьезно не помышлял».

«Вы собираетесь и дальше жить с гейшей?» — спросил командир.

«Да, — промямлил я. — Собираюсь».

«Идиот! — Заорал командир. — Никак не думал, что имею дело со слабоумным! Вы, что, рехнулись? Или не понимаете, что вас вышвырнут с флота за сожительство с гейшей? Или вы полагаете, что у нас, в Императорском флоте, терпят такие вещи?»

«Простите, господин капитан 3 ранга, — попытался возразить я, — но моя Утамару, поверьте мне, девушка с хорошей репутацией. Если запрещено с ней сожительство, то я буду просить разрешения жениться на ней».

«Такого разрешения вам никто не даст, а карьеру свою вы погубите окончательно, — отрезал командир. — Вам, наверное, будет интересно узнать, что я получил письмо от хозяина вашей гейши. Вы хотя бы знаете, что из-за вашего легкомыслия эта девушка задолжала заведению уже 2000 иен? Офицер не может вести себя подобным образом! Или меняйте свой образ жизни, или уходите с флота! Мне противно даже с вами разговаривать! Убирайтесь!»

Я выскочил из его каюты потрясенным до глубины души, впав немедленно в состояние глубочайшей депрессии и совершенно не представляя, что делать. Как я ни ломал голову, решить проблему мне было не по силам. Кроме того, нужно было срочно достать денег, чтобы покрыть долг Утамару. Наконец, я решил обратиться за советом и помощью к своим братьям.

Братья ответили быстро, и их резкие письма показали, что они возмущены моим поведением не меньше, чем командир. Но, тем не менее, каждый прислал мне по несколько сотен иен. В сопровождающих письмах каждый добавил, что рассчитывать на большее в деле «ликвидации последствий моей постыдной жизни» я не имею права. Оба предупредили, что отрекутся от меня, если я раз и навсегда не прекращу свое аморальное поведение.

Наиболее трудной частью этой печальной истории, естественно, был мой последний разговор с Утамару. Она была совершенно спокойна и на прощание сказала:

«Я никогда даже и не мечтала стать невестой или женой морского офицера. Я подчинялась только своим желаниям и чувствам и одна отвечаю за все, включая и то, что влезла в такой долг. И те несколько месяцев, что мы были вместе, навсегда останутся самыми счастливыми в моей жизни».

То есть, в общем, даже если сделать скидку на то, что Ушидо был всего-навсего старшиной, а никаким не офицером, в эпизоде с гейшей получается аморалка — клейма негде ставить. Причём я думаю даже, что и скидка тут выйдет скорее номинальная, чем фактическая, поскольку старшину Ушидо во многом уравнивал с лейтенантом Хара статус корабля, на котором он служил. «Ямато», эта «гордость королевского флота», вряд ли мог позволить своим матросам уподобляться простым смертным, и наверняка на них лежало множество обязанностей по охране репутации ВМФ.

Однако в целом поведение Ушидо, если судить по мемуарам, вполне укладывается в рамки поведения молодого моряка тех лет, и рассуждать тут много, в общем, не о чем.

А вот поведение гейши каноническим отнюдь не выглядит, и, таким образом, перед нами встаёт обычная для любого фандома задачка — обоснуй. В данном случае обосновать следует поведение женщины, а именно тот факт, что она едва ли не потребовала от Ушидо жениться на ней.

Так вот, я бы, например, с удовольствием прочла хороший фик на эту тему (и можно даже не один). Хороший — это в данном случае такой, в котором поведение гейши было бы обосновано не только исторически убедительно, но и художественно правдиво.

Читать дальше...

Свернуть