«Ямато»

Некогда arstmas задал мне тему для игры в ассоциации — «Япония». Выстроить ассоциативный ряд я оказалась не в силах и написала примерно так: поскольку я очень далека от этой страны, то ни с чем вразумительным она у меня не ассоциируется, и максимум, что я могу связать с ней, — это небольшое и не слишком вожделенное путешествие.

Так вот, сегодня я хочу не то чтобы восполнить пробел по части ассоциаций, а просто попытаться некоторым образом осмыслить кое-какие элементы японской культуры. И тут надо очень кстати заметить, что я удостоилась посмотреть героический японский эпос «Я таки сука ниибацо» «Ямато» (2005), после которого мне многое открылось.

На самом деле открылось мне в таком количестве, что я даже не знаю, за что хвататься. Начну, наверное, с того, о чём дальше можно будет уже не упоминать и что собственно Японии не касается. Я имею в виду перевод надмозг.

Я не знаю, шёл этот фильм в российском прокате или нет, но у нас почему-то оказалась копия, переведённая кустарным способом. Нынче это, наверное, редкость, и, наверное, надмозг знал, что следующая подобная возможность представится ему уже нескоро. Именно поэтому, как мне кажется, он задался специальной целью не щадить ни себя, ни зрителя. В результате его титанического труда на экране появились:

— крейсер «Ямато», как-то раз принявший на борт водоизмещение три тысячи тонн;
— географическая параллель «тридцатая ширина»;
— главный моряк;
— электрокомната;
— отсек под названием «бойлеры»;
— корабли простого назначения;
— морские торпедные самолёты;
— лодка, преследующая «Ямато» «прямо чётко в фарватере»

и прочие «нераскодированные передачи данных», полные неописуемого волшебства и изящества. С точки зрения перевода, фильм, одним словом, алхимический буквально. Апофеозом его стала фраза: «Мне тоже не очень хорошо» из уст матери, убивающейся по погибшему сыну.

Это, вот, что касается надмозга.

И ещё буквально в двух словах скажу о манере японцев выражать эмоции. Манера японцев выражать эмоции (а в особенности мимика) — это отвал башки как есть, с ней никаких дополнительных надмозгов не надо.

Вот, а теперь переходим к Японии, которая показана в фильме «Ямато».

I

Прежде всего, надо сказать о японском героизме. Меня эта тема интересует довольно давно, буквально с тех пор, как я прочла — в русском, естественно, изложении — трактат какого-то японца о самурайской чести. Ещё тогда, знакомясь с основами бусидо, я заподозрила неладное. Просмотр фильма «Ямато» лишь усугубил мои подозрения.

Если очень кратко, то в фундаменте японского героизма лежит активное созидание безвыходной ситуации. Такое впечатление, что каждый японец рождается с изначальной установкой на то, что ему (лично, собственными руками) следует сформировать вокруг себя такую реальность (aka «судьба»), которая гарантированно не оставит ему шансов на выживание. И я сейчас не про то, как потерявший брата кадет или раненый матрос отказались использовать представившуюся им законную возможность избежать самоубийственного похода. Нет, вот в их-то поведении как раз ничего специфически японского не наблюдается (да и само поведение отнюдь не самоубийственно, если на то пошло). А я про то, как японцы ведут себя в ситуациях, когда до героического конца ещё жить и жить.

Вот, например, учения. Инструктор наставляет кадетов (кавычки тут и ниже условны, само собой, и не забудем к тому же о надмозгах, но смысл реплики, судя по контексту, передан более или менее адекватно): «Если вы среагируете на самолёт противника слишком медленно или если у вас заклинит орудие, вы погибнете. Но мёртвые не умеют сражаться, поэтому сражайтесь, пока живы».

Бдыщ! — это улетел в стратосферу мой мозг, попытавшийся найти во фразе инструктора смысл и логику. Казалось бы: если медлительность людей и неисправность орудий приводят к гибели, значит, надо приложить все силы к тому, чтобы кадеты научились действовать быстро, слаженно и без ошибок. Желательно так же развить в них смекалку на тот случай, если орудие всё же заклинит. Ну, логично, да? Нет, говорят японцы. Если орудие заклинит, исправить ситуацию будет не во власти человека. Так что главное — это просто знать о неизбежной гибели при медлительности или отказе орудия.

Напрашиваются законные вопросы: 1) почему человек окажется бессилен, если орудие заклинит? 2) чем поможет кадетам знание о неизбежной гибели? Ответы на оба вопроса считываются из контекста: 1) потому что; 2) вопрос не имеет смысла. И вообще, для нормального японца жизнь ценна и интересна не разнообразием ситуаций, не новизной впечатлений и не бесчисленным количеством открытий, а агрегатным состоянием, помогать которому — нонсенс.

Фьюить! — это просвистели вдогонку за вынесенным мозгом его остатки, застрявшие в ушах.

Или вот, предположим, сама трёхствольная 25-миллиметровая зенитка. Вокруг неё суетятся девять (ещё раз прописью: девять) штатных человек, не считая палки гаишника. Девять военнообязанных рыл на одну маленькую установку, из них один гаишник, ага. Когда их показывают всех вместе (особенно с палкой), создаётся впечатление, что их основная задача — маскировать собою орудие. При этом снаряды подаются вручную, и с этими снарядами все носятся прямо по палубам, которые обстреливаются с самолётов. К слову, на этих же палубах, непосредственно под ногами у кого ни попадя, валяются складированы ещё какие-то снаряды. В результате американцы бомбят японцев если не их же боезапасом, то как минимум скопом.

И вот такое там всё, вплоть до практики бросать наблюдение за противником и разворачиваться к приборам задницей, если на мостике появляется капитан. «Избушка-сан, повернись к капитану передом…»

Смотреть на это мне было отчасти утомительно, а отчасти удивительно и чрезвычайно интересно. Непрерывный театр абсурда — вот примерно так я могу охарактеризовать японский героический пафос. При этом видно, что в массе своей японцы неглупы, отважны, работящи и весьма ухватисты. Тем больше удивления вызывает абсолютная бестолковость их действий и категорическое нежелание осмыслить происходящее в пользу правильных выводов. Какой-то проблеск массовой рефлексии появляется только в эпизоде драки накануне последнего боя «Ямато». Всё остальное время думает в фильме исключительно один лишь старшой по камбузу, Мориваки Шохачи.

Оказывается, кок — харизматическая фигура и у японцев тоже…

II

С разговора о коке, который представляет собой антитезу всем прочим, мне хотелось бы начать разговор о японской культуре. Вначале рассмотрим собственно антитезу.

«Если никто не захочет жить, к чему тогда наша жертва?» — вот вопрос, которым до Мориваки, если судить по фильму, не задавался, похоже, ни один японец. После Мориваки этот вопрос хорошенько разжуёт политрук, и мы ещё к этому вернёмся. Но политрук окажется всё-таки вторым, а вот инициирует тему именно старшина Мориваки. Удивительно, да?

Давайте поглядим на кока более пристально. Сразу бросается в глаза его положение: камбуз и госпиталь в любой системе всегда на особицу. Далее, Мориваки по складу ума и характера не похож на всех остальных ни прямо, ни криво.

Во-первых, он постоянно пытается кого-нибудь вытащить из той мясорубки, в которую угодил «Ямато». Именно с ним связаны все эпизоды, где участники боевых действий (как будущих, так и уже свершившихся) получают шансы на спасение. В какой-то момент создаётся впечатление, что Мориваки пришёл на «Ямато» исключительно затем, чтобы списать на берег как можно больше народу, а в сцене, когда он открытым текстом предупреждает своих ребят: «Япония проиграла, так что валите отсюда при первом же сигнале», — он вообще выглядит диверсантом.

Во-вторых, Мориваки — один из тех немногих, кто сумел выжить после гибели «Ямато». При этом он, в отличие от всех уцелевших, спасаться не спешит, хотя, в отличие от всех погибших, и не покоряется «судьбе». Полный сил, хоть и раненый, только что вытащивший с того света одного из пацанов, он демонстративно разворачивается к спасательной шлюпке собственной кормой и уплывает — то ли покорять океан, то ли защищать Окинаву, то ли отнимать у «судьбы» очередного юного героя фаталиста. С учётом характера и склонностей Мориваки, последнее представляется мне наиболее вероятным. Таким образом, финал Мориваки остаётся более чем открытым¹.

В-третьих, Мориваки — единственный из известных нам членов экипажа «Ямато», кто лично заинтересован в успехе предстоящей битвы за Окинаву: «Мои мать и сестра — это камни, выброшенные с Окинавы. Чего бы это ни стоило, я хочу защитить их». Это делает контраст между Мориваки и всеми остальными ещё более заметным, потому что мотивация прочих представляет собой в лучшем случае стремление разделить судьбу товарищей (Ушидо), а в целом — произведение патриотической риторики на юношескую дурь.

Наконец, в-четвёртых, как я уже выше сказала, именно Мориваки опережает своим вопросом кульминационный монолог политрука.

Вот такой ряд интереснейших наблюдений. При чём тут, казалось бы, культура? А культура, дорогие товарищи, тут при том, что есть ещё и «в-пятых».

Дело в том, что Мориваки — единственный, с кем связана японская эстетика экспортного калибра. Да, вот та самая сакура, облетающие лепестки которой стали всемирно известным символом загадочной японской души. Именно созерцанием пресловутой сакуры в цвету (отборной, заметим, сакуры в небывалом цвету) и занимается Мориваки, когда приезжает навестить раненого Ушидо. Подчеркнём особо ещё раз: он единственный, кто на протяжении фильма вообще этим занимается.

Возникает вопрос: что хотел сказать режиссёр и какую, если можно так выразиться, философскую роль он отвёл Мориваки?

Обратимся к монологу вышеупомянутого политрука — тому монологу, который предвосхитил кок.

Итак, ночь, кубрик, условный канун последнего боя. Человек пятнадцать матросов или кадетов, или вообще младших офицеров — хрен их там разберёт, да ещё и при кривом переводе — обсуждают целесообразность самоубийства по слову императора. Одни из участников спора пытаются мыслить логически: мол, ясно, что без топлива, без прикрытия с воздуха корабль обречён, но тогда какой смысл идти на верную смерть? Неужели гибель трёх тысяч человек — именно то, что нужно Японии? Другие возражают: коль скоро император приказал погибнуть, значит, долг каждого — погибнуть, а не умничать. Страсти накаляются, завязывается драка. Через некоторое время на шум приходит политрук, командует отставить и разражается необычайно длинным для этого фильма монологом примерно следующего содержания (перевожу на русский перевод надмозга с японского): «Вам чего, перед смертью заняться нечем? Тогда будем заниматься политинформацией. Итак, Япония пренебрегла техническим прогрессом, потому что новаторство противоречит её духовной традиции. Однако без прогресса мы так и будем плестись в хвосте: никогда ничего не выиграем и никакого процветания не добьёмся. За доказательствами далеко ходить не надо, вся наша история — одно сплошное доказательство, клейма негде ставить. Почему, например, мы проиграли в этой войне? Потому что парочка кланов, от которых зависел театр военных действий, оснащала нас совсем не тем, чем следовало. Они стремились слепо соблюдать традицию, а мы в результате получили технику, не выдерживающую никакой критики. Так вот, наше поражение и, в частности, наша гибель дадут Японии возможность осознать свои ошибки и сделать выводы на будущее. Мы умираем сегодня, чтобы нашим детям было из чего извлекать уроки и на чём выстраивать новую систему ценностей. Но для того, чтобы они не заигрались в нигилизм, для того, чтобы в этой новой системе ценностей нашлось место так же и нашей готовности к самопожертвованию, и нашим мужеству и стойкости, — для этого мы должны погибнуть красиво и с честью… А не устраивать мордобой по кубрикам в канун последней битвы».

Силён мужик, да? Ну, я, вообще-то, тоже постаралась. Суть не в этом. Суть в том, что здесь прямо провозглашается необходимость синтеза новой культуры — культуры преемственной (это обязательное условие) и жизнеспособной. Она должна впитать в себя то лучшее, элитарное, что существует в японской традиции, и одновременно же отказаться от худшего, гибельного. Она, одним словом, должна обрести критическое мышление.

Если попытаться изобразить эту новую культуру аллегорически, то единственно адекватным её олицетворением как раз и станет Мориваки, любующийся сакурой, — воин, о которого обломала зубы «судьба» и который, тем не менее, не утратил ни утончённости, ни мужества, ни бескорыстия настоящего последователя бусидо.

Охренительный персонаж, на самом деле.

Вместо заключения

Я полный профан во всём, что касается Японии. Я почти ничего про неё не знаю. И у меня сейчас поэтому нет никакой возможности оценить фильм «Ямато» с точки зрения соответствий. Но мне кажется, что этот фильм несколько глубже, чем просто военно-историческая драма и даже историко-философская притча.

Всё дело в лирических отступлениях о современности, в эпизодах, относящихся к 2005 году. Ни в одном из этих эпизодов не находится места цветущей сакуре — а я не верю, что японскую сакуру извели под корень.

Японии не удалось синтезировать искомую культуру — вот в этом заключается одна из главных мыслей, заложенных в фильме. Таёко погибла, но и Мориваки остался коком Шрёдингера.

Это фильм с открытым концом. И главное в нём не обретение смысла жизни семидесятилетним стариком и не ура-патриотизм финальных сцен. Главное — это вопросы, оставшиеся без ответа: выжил ли Мориваки? сумеет ли мальчик, принявший штурвал у Камио, разглядеть цветущую сакуру в саду высоких технологий?

Upd. Опубликовала в комментариях дополнение: хавчик в жизни японцев (на примере фильма «Ямато», само собой).

Upd. 2. Субтитры на русском. По сслыке страничка с архивом, в архиве файл .txt с комментарием и файл .srt с собственно субтитрами. Последний можно открыть в текстовом редакторе и читать насквозь — весьма удобно.

Смысл некоторых реплик иной, чем в озвучке. Так, инструктор, фраза которого вынесла мне мозги в стратосферу, в действительности говорит более складно и разумно; равно и речь политрука более проста и незатейлива, чем в моей «расшифровке» по мотивам перевода надмозга. Так что если бы я писала постинг сейчас, некоторые моменты я бы обосновала иначе. Однако сами выводы, к которым я пришла, всё равно остались бы такими же, и поэтому менять что бы то ни было в постинге я не вижу резона. Пусть останется как есть (в том числе и в укор надмозгу).

ЗЫ. Если, паче чаяния, субтитры из сети испарятся, пишите в комменты, я их перезалью куда-нибудь или просто вышлю по почте.

---

¹ И давайте здесь же не забудем, что Камио только через полвека узнал, что в действительности сталось с Ушидо: эта маленькая деталь к портрету рассказчика даёт очень наглядное представление о его прозорливости, а других источников информации у нас нет.