Карадрасская история

Тут должно было быть рассуждение о природе Кольца и всех вообще инструментов, но пока что я вместо него оставляю себе об этом напоминание (очень много мыслей, я их думать не успеваю). Меня сейчас беспокоит вот какой вопрос.

Скажите, граждане, у вас нет ощущения, что Гэндальф изрядно потрудился, чтобы всеми правдами и неправдами затащить Хранителей в Морию, причём отнюдь не затем, чтоб укрыть их там от преследователей, а в сугубо личных целях? Нет, я помню, что мне Гэндальф не нравится, и делаю на это поправку. Но у меня всё равно получается, что он их туда затащил не по уму, а по прихоти. Мысль свою сейчас поясню.

Вот сцена перед восхождением на Карадрас:

Гэндальф повернулся лицом к ветру, потянул носом и сказал Арагорну:

— …Так какой же путь ты выбрал бы, Арагорн?

[…]

— …нам надо добраться до Андуина[, — отвечает Арагорн. —] На юге Мглистый перевалить невозможно, пока не выйдешь к Ристанийской равнине. Ты сам поведал о предательстве Сарумана. Так откуда нам знать, не пала ли Ристания? Нет, к ристанийцам идти нельзя, а потому придется штурмовать перевал.

— Ты забыл, — сказал Гэндальф, — что есть еще один путь, неизведанный и темный, но, по-моему, проходимый: тот путь, о котором мы уже говорили.

— И больше я о нем говорить не хочу, — отрезал Арагорн. Но, помолчав, добавил: — И не буду… пока окончательно не уверюсь, что другие пути совершенно непроходимы.

Что мы тут видим? Во-первых, предположение о том, что ристанийцы могли перейти под власть Саурона, выдвигает Арагорн, причём выдвигает первым, без предварительной подачи Гэндальфа (это важно), в противном случае тезис был бы сформулирован утвердительно. «Откуда нам знать, не пала ли Ристания?» — так можно сказать только в двух случаях: если предположение выдвигается впервые и если в споре отстаивается точка зрения. Гэндальф совершенно очевидно не настаивает на ристанийском варианте, поэтому тут, скорее всего, спора не было, а было именно первое упоминание варианта. Видимо, обсуждение вертелось вокруг Карадраса и Мории, и прочие маршруты пока не рассматривались.

Во-вторых, Гэндальф — и это следует даже не из контекста, а прямо из текста, что опять-таки не мелочь, — уже говорил Арагорну о пути в Морию, и Арагорн уже отказался. И у нас нет оснований думать, что в предыдущий раз он отказался менее категорично. Наоборот, судя по тому, что он именно отрезал, Гэндальф наверняка уже в курсе его мнения об этом переходе. То есть как бы не то что в курсе, а буквально всю плешь ему проел: Арагорн, судя по предыдущему повествованию, весьма сдержанный человек и почём зря не «режет».

В-третьих, обратите внимание на структуру ответа Арагорна: он сначала категорически отказывается, а потом смягчает условие. Такое бывает опять же в двух случаях: когда спор длится уже очень долго и один из спорщиков начинает сдавать позиции, а также когда человек привык принимать решения, повинуясь наитию, а не взвешенному расчёту. Так вот, Арагорн никогда не принимает решения, повинуясь наитию: он будет думать до посинения и, пока всё не просчитает, с места не сдвинется, хоть небо на него упади. Да, иной раз он считает со страшной скоростью. Но считает он всегда. Означает это, как вы понимаете, что в интересующем нас диалоге железно имеет место первый вариант: этот спор начался задолго до Карадраса.

Читаем дальше. Дальше, собственно, Хранители идут к перевалу, попадают в буран и едва не попадают под камнепад. Боромир предлагает вернуться и попутно начинает обсуждать с Арагорном и Гимли, что всё это неспроста и кто бы мог приложить руку к этому метеорологическому безобразию. А Гэндальф высказывается так:

— Не важно, кто нам препятствует… Важно, что препятствие сейчас неодолимо.

Мы же, ненавязчиво отметив слово «сейчас» (ибо нет ничего более постоянного, чем временное), перейдём к следующему эпизоду.

— Не разжечь ли костер? — спросил Боромир. — Похоже, мы уже поставлены перед выбором — погибнуть или отогреться у огня.

— Что ж, можно, — ответил Гэндальф. — Если здесь есть соглядатаи Саурона, они все равно уже нас заметили.

Я очень хорошо помню, как читала это диалог в юности первый раз. Ну, мы все обычно читаем блоками, а не по словам, верно? То есть каждое последующее слово или устойчивое словосочетание угадывается в контексте предыдущего ещё до прочтения глазами. Так вот, когда я дошла до выражения «всё равно», со мной случился разрыв шаблона.

Потому что фразу Гэндальфа я, опережая автора, прочла так: «Если здесь есть соглядатаи Саурона, они всё равно ничего не увидят».

А потому что там ветер «налился ураганной силой». При таком ветре даже безо всяких осадков тяжело наблюдать: глаза слёзы заливают, причём градом. А птиц, между прочим, сшибает наземь. Это Хранителям чуток пофартило: их карниз укрывал, — а соглядатаям, уж коль скоро они действительно при исполнении, не до жиру и под карнизами прятаться нельзя. Так что они либо лежат на этих самых карнизах мёртвенькие, что твой гроб, либо слепы на оба глаза.

И вот, в связи с этим я сижу и думаю: когда же, по мнению Гэндальфа, их могли заметить? Вышли они после ужина, то есть в полной темноте (зима, однако), двигались всё время в метель, не считая небольшой передышки…

Эпизод, однако, продолжается: в эльфийской зажигалке кончается бензин — и Гэндальф разжигает костёр мегаспичкой:

Он прикоснулся Жезлом к вязанке хвороста и скомандовал: «Наур ан адриат аммин!» Сноп зеленовато-голубого пламени ярко осветил метельную темень, хворост вспыхнул и быстро разгорелся. Теперь яростные порывы ветра только сильнее разжигали костер.

— Если перевал стерегут соглядатаи, то меня-то они наверняка засекли, — с мрачной гордостью заметил маг. — Я просигналил им ГЭНДАЛЬФ ЗДЕСЬ так понятно, что никто не ошибется.

Я уже говорила, что не верю Дамблдору Гэндальф мне не нравится? Так вот, в данном случае мне не нравится его мрачная гордость. Её как бы принято трактовать в смысле горделивого чёрного юмора для поддержания штанов. И я даже не против такой трактовки, но — без учёта всего предыдущего и последующего контекста. В контексте же эта мрачная гордость выглядит как самовнушение.

Но вот буран утих, и эльф смеётся: «Гэндальф расчистит невысокликам путь своим огненным Жезлом». А Гэндальф отвечает: «Или Леголас слетает на небо… и разгонит тучи, чтоб солнце растопило для Отряда снег. Мой Жезл — не печка… а снег, по несчастью, невозможно испепелить», — и вот это уже на грани лжи: не чем иным, как именем огня («наур») Гэндальф «сигналил» соглядатаям Саурона о своём присутствии на перевале; слово же это однокоренное с «анор» (солнце). Более того, встретившись с Барлогом, Гэндальф заявит: «я служитель вечного солнечного пламени… и повелитель светлого пламени Анора». Что конкретно он хотел сообщить этой тавтологией, понятно не вполне, но общий-то смысл в переводе не нуждается.

Как бы то ни было, а Хранители выходят на торную тропинку, и вот вечер, и они обсуждают дальнейший маршрут. Монолог, которым разражается Гэндальф, фееричен, и я приведу его с минимумом купюр:

— Ты знаешь другую дорогу через горы? [— это Фродо.]

— Знаю, мой друг, — ответил Гэндальф. — Но это довольно мрачная дорога. Арагорн даже слышать о ней не хотел, пока надеялся одолеть перевал. […] Дорога, про которую я говорю, проходит через пещеры Мории.

[…]

— …для чего нам спускаться в Морию? [— это Боромир. —] …Давайте выйдем к Мустангримской равнине: мустангримцы — давние союзники гондорцев, они помогут нам добраться до Андуина. А можно спуститься по реке Изен, чтобы выйти к Гондору с юга, через Приморье.

— Завеса Тьмы разрастается, — сказал Гэндальф, — и сейчас уже нельзя ручаться за ристанийцев. Ты ведь был у них довольно давно. А главное, на пути к Ристанийской равнине никак не минуешь владений Сарумана… Так что Ристания для нас закрыта.
Теперь о дальнем, обходном пути. Во-первых, он окажется чересчур долгим — мы затратим на него не меньше чем год. Во-вторых, за долинами западных рек наверняка следят Саруман и Саурон, а убежища на этих незаселенных равнинах нам не найти, ибо эльфов там нет. Пробираясь на север к Владыке Раздола, ты был для Врага лишь случайным путником, на которого он не обратил внимания. Но теперь ты воин Отряда Хранителей, и тебе угрожают такие же опасности, как и Главному Хранителю Кольца, Фродо. Гибельные опасности, ибо если нас обнаружат…
Впрочем, боюсь, что нас уже обнаружили, — неожиданно перебил сам себя Гэндальф, — обнаружили на подступах к Багровым Воротам. Нам необходимо скрыться от соглядатаев, чтобы Враг опять потерял нас из виду: не обходить горы, не штурмовать перевалы, а спрятаться под горами, в пещерах Мории, — вот что сейчас самое разумное. Этого Враг от нас не ожидает.

— Как знать, — возразил Гэндальфу Боромир. — Зато уж если он догадается, где мы, то нам не выбраться из этой ловушки. Говорят, Враг распоряжается в Мории, словно в своем собственном Черном Замке. Называют же Морию Черной Бездной!

— Не всякому слуху верь, — сказал Гэндальф. — В Мории хозяйничает вовсе не Враг. Правда, там могут встретиться орки, однако я думаю, что этого не случится — полчища орков истреблены и рассеяны в Битве Пяти Воинств у Одинокой. Горные Орлы недавно сообщили, что орки опять стекаются к Мглистому… но, надеюсь, в Морию они еще не проникли.
Зато, возможно, мы встретим здесь Балина с его небольшой, но отважной дружиной, и тогда нам нечего бояться орков. Как бы то ни было, путь через Морию — единственный, других путей у нас нет.

Ну, дальше известно: начался сыр-бор идти в Морию или не идти, Фродо отложил принятие решения на утро, и кто знает, может, Боромир и настоял бы на своём (настырный малый, не дурак и не тряпка), но тут подоспели волколаки и стало не до вариантов.

Однако сыр-бор с волколаками покамест впереди, а мы разбираем монолог Гэндальфа и обнаруживаем в нём целую толпу интересного.

Вот, например, мысль о невозможности ручательства за ристанийцев: для начала вспоминаем, кто её первый высказал. Правильно, не Гэндальф. Гэндальф только поддакнул Арагорну, причём поддакнул бездумно, не сказать бы тупо: если уж кто и был в этой Ристании «довольно давно», то именно Арагорн, а отнюдь не Боромир. Вспомните: Совет Элронда состоялся 25 октября, Хранители отправились в поход 25 декабря, а сейчас, у Карадраса, середина января, то есть шли они от Раздола чуть больше двух недель, причём группой и таясь. Боромир же ехал поспешно и в одиночку, то есть на тот же путь затратил примерно вдвое меньше времени. Воля ваша, а мне сдаётся, что он побывал в Ристании не позже начала-середины сентября. Дальше: в конце монолога Гэндальф упоминает Горных Орлов, которые доставляют сведения об орках. Спрашивается, что мешало озадачить орлов не орками, а ристанийцами — если не за пять-шесть дней до Карадраса, то хотя бы накануне выхода из Раздола? Ну, просто чтоб спокойно и без лишнего альпинизма разобраться с вариантами?

Была такая возможность? Я думаю, что была. И я не думаю, что Гэндальф тупой. Если он тупой, откуда у него магия?

Дальше вот этот кусок: «Пробираясь на север к Владыке Раздола, ты был для Врага лишь случайным путником, на которого он не обратил внимания. Но теперь ты воин Отряда Хранителей, и тебе угрожают такие же опасности, как и Главному Хранителю Кольца, Фродо. Гибельные опасности, ибо если нас обнаружат…» — тут я просто очень живо представляю себе офигевшую морду Боромира, который всю сознательную жизнь только тем и занимался, что подвергался гибельным опасностям, и — на минуточку — готовился наследовать главе государства. Вот, кстати, жалко, что Джексон этого не снял — была бы лучшая сцена в фильме, честное слово.

К счастью, Гэндальф вовремя очухивается и вспоминает, что перед ним не сельскохозяйственный хоббит, а в некотором роде военачальник, и меняет тему: дескать, в Мории надо укрыться от соглядатаев. На вполне резонное возражение Боромира о том, что, раз боишься плена, не грех бы и пострадать клаустрофобией, следует изумительно идиотическая отмашка в стиле «Я так вижу», а довершает пирдуха посул встретить Балина — и это после того, как ещё на Совете Глоин открытым текстом сообщил, что Балина уже без малого отпели!

Причём с этим Балином получилось едва ли не смешнее, чем с «гибельной опасностью». Балин то ли есть, то ли сгинул, причём скорее сгинул, и при этом Мория скорее всё же ловушка, чем укрытие, однако это не мешает Гэндальфу надеяться на помощь Балина. В то же время ристанийцы ещё четыре месяца назад были однозначно живы и свободны, а на открытой территории есть возможность если не спрятаться, то хотя бы разбежаться, но Гэндальф утверждает, что ждать от ристанийцев помощи глупо и опасно.

«Папа, что это было?»

Я знаете, что думаю? Я думаю, что Гэндальф изначально примкнул к отряду с прицелом на Барлога (ну, не были посланы из Раздола орлы к ристанийцам). И сцена на мосту, кстати, когда наш двужильный «служитель солнечного пламени» томно вздыхает: «…я… до смерти устал», — по-моему, только подтверждает это. Уделать без жезла (был разбит о Морийский мост) «Великое Лихо Дарина», от одной поступи которого даже орков в дрожь бросает, — это надо быть очень уставшим… особенно когда выход в нескольких десятках метров: лестница, коридор да зал в четыре окна.

Уж не знаю, зачем Гэндальфу понадобилась эта встреча, но, думаю, что с Барлогом у него были какие-то отношения прежде, и теперь, когда подвернулся случай, он решил их выяснить. Время–то уходит, кораблей в Серебристой Гавани остаётся всё меньше и меньше, и кто знает, выпадет ли ещё один шанс свести дебет с кредитом до того, как отправится за море последний корабль?